[Миша Коллинз жестокий и коварный]

©

---

[Миша Коллинз жестокий и коварный]

©

+1

©

---

[Миша Коллинз жестокий и коварный]

©

---

[Миша Коллинз жестокий и коварный]

Йен Сомерхолдер и Никки Рид помолвлены
После шести месяцев романа пара обручилась

Фантазиям миллионов поклонниц сериала «Дневники вампиров» не суждено сбыться: 36-летний красавчик Йен Сомерхолдер, сыгравший романтичного кровопийцу, готовится связать себя узами брака. Актер сделал предложение другой представительнице киношной вампирской семьи — 26-летней Никки Рид — звезде саги «Сумерки». Брюнетке удалось «окольцевать» Сомерхолдера спустя всего шесть месяц отношений.

— Они безумно счастливы. Они сошли с ума от счастья с самого начала, — поделились с журналистами источники в окружении артистов.

Ранее Йена Сомерхолдера связывал долгий роман с коллегой по сериалу «Дневники вампиров» — Ниной Добрев. Пара рассталась после трех лет отношений. Новая же зазноба Йена — Никки Рид, к слову, состояла в отношениях с российским актером Павлом Прилучным и даже успела побывать замужем за певцом Полом МакДональдом.

@темы: Ian Somerhalder

---

[Миша Коллинз жестокий и коварный]

Фанатка: - Я люблю тебя, Йен!
Пол: - И я тебя.
Фанат: - Я люблю тебя, Нина!
Пол: - И я тебя.

---

[Миша Коллинз жестокий и коварный]

— Канал «The CW» официально объявил, что сериал «Древние» продлен на 3 сезон! Помимо него продолжение увидят еще 7 сериалов: «Дневники Вампира» (7 сезон), «Стрела» (4 сезон), «Царство» (3 сезон), «Сверхъестественное» (11 сезон), «Сотня» (3 сезон), «Девственница Джейн» ( несмотря на низкие рейтинги была продле на 2 сезон, потому что сериал номинировали на Золотой Глобус) и конечно канал продлил свой самый рейтинговый сериал — «Флеш» (2 сезон).

---

[Миша Коллинз жестокий и коварный]

6х06-6х10, 40 аватар, 100х100

аватарки

@темы: Icons

---

[Миша Коллинз жестокий и коварный]

6х01-6х05, 28 аватар, 100х100

аватарки

@темы: Icons

---

[Миша Коллинз жестокий и коварный]

2х07-2х09, 28 аватар, 100х100

аватарки

@темы: Icons

---

[Миша Коллинз жестокий и коварный]

2х04-2х06, 24 аватара, 100х100

аватарки

@темы: Icons

---

[Миша Коллинз жестокий и коварный]

2х01-2х03, 12 аватар, 100х100

аватарки

@темы: Icons

---

[Миша Коллинз жестокий и коварный]

©

---

[Миша Коллинз жестокий и коварный]

©


©


©

---

Даты возвращения "ДВ" и "Древнейших" после зимнего перерыва

[Миша Коллинз жестокий и коварный]

Канал The CW объявил даты возвращения своих сериалов в 2015-ом году. Итак, «Древнейшие» вернутся с новыми сериями уже 19 января, а «Дневники вампира» – 22 января. Также нас ждут небольшие перерывы в конце ноября/начале декабря.

«Дневники вампира»

читать

20 ноября – 6.08 "Растворяюсь в тебе"
27 ноября – перерыв
4 декабря – 6.09 "Только я"
11 декабря – 6.10 "Рождество твоими глазами"
22 января – 6.11 "Проснуться рядом с монстром"

«Древнейшие»

читать

17 ноября – 2.07 "В погоне за хвостом дьявола"
24 ноября – 2.08 "Беззаботные братья"
1 декабря – перерыв
8 декабря – 2.09 "Карта мгновений"
19 января – 2.10

---

"Пробуждение"

[Lina285]

Народ, а приквел о Коуле уже можно где-то скачать?

@темы: Вопрос

---

"Твои грехи, мои грехи", драббл, R, Элайджа/Клаус

[Twenty One Grams]

И ещё один вдогонку.

Название: Твои грехи, мои грехи
Автор:  Twenty One Grams
Бета:  ~Gevion~
Размер: драббл, 842 слова
Пейринг/Персонажи: Элайджа Майклсон/Клаус Майклсон, Клаус Майклсон/Женевьев
Категория: слэш, гет
Жанр: драма, UST
Рейтинг: R
Краткое содержание: Элайджа — грешник похуже Клауса, потому что его единственный грех весьма удачно сочетает в себе все другие.
Предупреждения: инцест, вуайеризм, тема семи грехов

Клаус — настоящий грешник, в самом что ни на есть религиозном смысле этого слова. Он — словно живущее и дышащее воплощение тех нечестивых, кого клеймит церковный катехизис. Он — то, чем не стоит быть никому.

Гордыня каждое утро насмешливо и надменно улыбается его губами, смотрит из глубины его злых глаз, в которых словно застыло выражение презрения ко всему окружающему.

Зависть олицетворяет Марсель и его счастливый в своей извращённой морали город. Сквозит в словах Клауса, действиях, помыслах — они все ею пропитаны, словно самым страшным, самым медленным ядом.

Гнев льётся из разодранной глотки случайно оказавшегося не в то время и не в том месте человека, застывает страхом и непониманием в его глазах, пачкает тёмно-бордовым тротуар и рукав кожаной куртки Клауса .

Уныние прорастает в его душе страхами, рефлексией и самодеструкцией. Шепчет Клаусу на ухо о том, какой он ненужный и нелюбимый, и пускает всё по кругу, откидывая того назад к Гневу с Завистью.

Алчность хватает Давину за запястья пальцами Клауса, пытаясь заполучить юную и чересчур могущественную для своей же безопасности девчонку в личное распоряжение. Его же руками убивает ни в чём не повинного Тима, ломает о колено скрипку того и раздражённо морщится в ответ на слёзы и крики бессильной в тот момент ведьмы.

Чревоугодие смотрит мёртвыми глазами светловолосой девчонки, в запястье которой Клаус вгрызается жадно, с какой-то нездоровой страстью, даже привязанностью. Она для него сейчас, на эти несколько коротких минут, пока он услаждает свои животные порывы, и правда важнее всего на свете. Клаус ведь так любит тёплую кровь прямо из вены, остающуюся потом на губах.

Похоть водит раскрытыми ладонями Клауса по обнажённому телу Женевьев, обхватывает её грудь, чуть царапает ногтями по низу подтянутого живота, скользит пальцами ей между ног, заставляя прогнуться в спине и раскрыться — всё на показ, всё для его удовольствия, как в плохом порнографическом фильме.

Элайджа наблюдает за ними, прислонившись плечом к косяку открытой двери, и понятия не имеет, слишком ли эти двое увлечены друг другом, чтобы заметить, или же они просто плевать хотели на то, что за ними наблюдают тяжёлым злым взглядом.

Если бы Ад по-настоящему существовал, Клаус всё равно никогда бы туда не попал — для такого путешествия обязательно необходим оплаченный собственной смертью билет. Клаусу такое не грозит ни в ближайшее время, ни вообще никогда, но если на одну секунду всё же представить, что он таки окажется в Аду, то нет сомнений, что для него там зарезервировано особое, очень почётное место с выжженной по металлу надписью “Коллекционер грехов”. Элайджа мог бы примоститься рядом, верным псом прямо у ног, потому что ему самому Рай не светит тоже. Не светил бы.

Элайджа — тоже грешник, тоже самый настоящий. Наверное, даже похуже Клауса, потому что его единственный грех весьма удачно сочетает в себе все другие.

Когда Клаус впивается Женевьев в плечо, а затем поворачивает голову в сторону двери и улыбается широко, не думая даже утереть стекающую по подбородку кровь, Элайджа не находит в себе сил отвести взгляд и уйти. Продолжает стоять там, как последний дурак, заворожённо глядя в поблёскивающие глаза брата целую, наверное, минуту. Именно в этом и состоит его страшный, самый смертельный грех, который когда-нибудь обязательно сведёт бессмертного Элайджу в могилу.

Он не может оторваться от Клауса.

Не может на него не смотреть, не может к нему не возвращаться, не представляет своей жизни без. Гордо полагает, что на самом деле брат может принадлежать только ему. Завистливо смотрит на улыбающуюся Женевьев, когда та обвивает руки вокруг шеи Клауса. Пылает гневом, когда в очередной раз не находит того в спальне, а потом не видит ещё десяток лет. Чуть ли не волком воет от тоски, когда пытается, просто рыбой об лёд бьётся, чтобы найти. Алчно ловит каждое мимолётное прикосновение, которое выпадает на его долю. Не может сдержать рвущейся из глубин души наружу похоти, когда наблюдает, как Клаус старательно вылизывает перепачканные кровью пальцы после хорошего ужина. Весь набор, только чревоугодия не хватает, но Элайджа хотел бы, жаждал бы выгрызть, выжрать Клауса из своей души, если бы это принесло хоть какое-то успокоение.

Только знает — не принесёт, и потому уже даже и не пытается.

Он не отводит взгляда, когда Клаус, хмыкнув, поворачивается назад к своей рыжей ведьме, стирает кровь с губ о её ключицу и закидывает ноги Дженевив к себе на бёдра, начиная мягко двигаться в ней. Мягко, конечно же, только сначала — какой от Клауса можно ждать нежности?

Элайдже кажется, что Клаус всё-то про него знает, смотрит ему в самую душу и видит всё тёмное, всё мерзкое. Господи, Элайдже хочется, чтобы Клаус знал, потому что сам-то он себе ни за что не позволит поддаться выжигающим изнутри желаниям, отпустить на волю свой главный грех.

Не зайдёт сейчас в комнату, не схватит Клауса за горло и не повернёт к себе, не начнёт кусать ему губы и вылизывать шею, хоть и хочется настолько, что этот голод сродни жажде крови, если не хуже.

Вместо этого Элайджа будет только смотреть, наблюдать жадно и зло, а потом, под самый конец, всё же уйдёт, резко разворачиваясь и пряча руки в карманы брюк, так ни разу даже и не дотронувшись до себя.

Клаус ему вслед не закричит и, само собой разумеется, за ним не пойдёт.

Только посмотрит в спину — зло, растерянно и жадно: так, как на братьев смотрят только самые безнадёжные грешники.

@темы: Клаус, Слэш, Fanfiction, Элайджа

---

"Тысяча лет и три месяца", мини, R, Элайджа/Клаус

[Twenty One Grams]

Этот пейринг тут, я так понимаю, особо не жалуют, но вдруг кому-то всё же зайдёт ;3

Название: Тысяча лет и три месяца
Автор:  Twenty One Grams
Бета:  ~Gevion~
Размер: мини, 1237 слов
Пейринг/Персонажи: Элайджа Майклсон/Клаус Майклсон, упоминается Хейли Маршалл
Категория: слэш
Жанр: драма с вкраплениями лёгкого дарка, UST
Рейтинг: R
Краткое содержание: Три месяца наедине с Клаусом вытаскивают у Элайджи из души самое чёрное, самое потаённое, самое глубинное. Самое бережно хранимое.
Предупреждения: инцест, возможно ООС, кровушка
Примечание: таймлайн — между первым и вторым сезонами The Originals
Посвящение: другу, боевому товарищу, бете и сошипперу  ~Gevion~ <3

Три месяца наедине с Клаусом — хуже, чем недели в гробу на чердаке церкви, от фундамента и до крыши забрызганной кровью неудачливых послушников, попавшихся ведьмам под руку. Три месяца наедине с Клаусом — хуже, чем тянущиеся как годы часы с чёртовым заколдованным клинком ожившего ведьмака в груди, от которого по всему телу расплывается боль, остающаяся под кожей, насмерть впитывающаяся в саму кость. Три месяца наедине с Клаусом — хуже, чем тысяча лет непрекращающейся погони за ним и медленно подгнивающими остатками его благоразумия.

Кажется глупым и даже немного смешным, но за все свои чересчур долгие жизни они ни разу не оставались по-настоящему одни. Так, чтобы рядом не было хотя бы кого-то — Ребекки ли (пожалуйста, береги себя, сестра, на тебя вся надежда), отца ли, матери, случайных людей и неслучайных вампиров. Хейли, в конце концов. Хейли на самом деле должна быть здесь, должна согревать своим присутствием холодные мрачные комнаты, почти вся мебель в которых задрапирована отвратительно белой тканью, но волчья королева предпочитает проводить своё время на четырёх лапах в погоне непонятно за чем.

Волчья королева должна была умереть, она почти умерла, и эта не случившаяся смерть разбила Элайдже сердце, если выражаться крылатыми фразами из пошлых любовных романов. Оцарапала так сильно, что жившее в нём раньше желание опустить Хейли на голову сплетённую из лесных веток и орошённую кровью неугодных ей корону сменилось другим, отвратительно жгущим изнутри — поднести на блюде свежее сердце и кинуть ей в лицо. Элайджа не может спокойно смотреть на Хейли: его начинает чуть ли не физически выворачивать от собственных горчащих сожалений о несбывшемся и от своих же дурацких иллюзий — как забавно, что спустя тысячу лет он всё ещё способен иметь иллюзии, — и он смотрит в другую сторону.

Он смотрит на Клауса.

На Клауса, который рядом всегда: шестьдесят секунд в минуту, двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Богом проклятая прогрессия, замкнутый дьявольский круг, капающее на темечко тяжёлыми каплями воды время.

Сводит Элайджу с ума так же, как отца Кирена свело в могилу ведьминское проклятье. Ему впору откусить себе палец и, забрызгивая пол кровью, ползти по обшарпанным деревянным доскам к Клаусу, протягивая к тому изуродованную руку.

Неотступное присутствие брата просто невозможно выносить, особенно когда на небе издевательски сияет полная луна. В такие дни слабый, чуть ли не подыхающий — если бы это было возможно — от того, что слишком сложно дышать, Клаус на удивление педантично следует своей новой привычке, от которой Элайдже хочется выть в голос.

Едва стоящий на ногах брат забирается к нему в постель каждое чёртово полнолуние. Приходит в его комнату и прямо в одежде залезает под одеяло — говорит, что холодно. У него абсолютно шалые и сумасшедшие глаза, мокрые губы и тяжелое хриплое дыхание, и он такой горячий, что Элайджа позволяет себе мысленно выругаться.

Клаус ничего не делает — ничего, чего хотелось бы подсознательно, в чём Элайджа никогда себе не признается, — просто лежит рядом, повернувшись к нему лицом и смотрит, смотрит так, что кажется, будто под кожей начинает что-то копошиться, ползать прямо по мясу, стремясь к самому сердцу — обглодать, выжрать, изничтожить. Цели, достойные самого Клауса.

Элайджа ненавидит эти моменты так же сильно, как их ждёт. От ненормальной, неестественной, совсем не братской недоблизости у него жарко под рубашкой и болезненно тесно в брюках, и он понятия не имеет, замечает ли Клаус, понимает ли, что происходит с его собственным братом, что он с ним творит.

За тысячу лет среди людей Элайджа увидел столько грязи, что уже ничто не может заклеймить извращением, но собственное чуть ли не подростковое липкое возбуждение нормальным назвать тоже не в силах. При всём желании. Он, тот, кого называют благородным, хочет, жаждет прижать собственного брата к кровати, искусать ему шею, исцарапать спину, напиться его крови и его стонов. Какая ирония.

Они ужинают вместе — Элайджа готовит едва прожаренные, сочащиеся кровью стейки, и они едят их, сидя друг напротив друга за огромным длинным столом. Клаус терзает мясо зубами, облизывает перепачканные красным пальцы и смотрит при этом Элайдже прямо в глаза, не отрывая взгляда ни на секунду и улыбаясь криво, довольно. Как всегда. Элайджа аккуратно отрезает ножом небольшие кусочки и отправляет их в рот, медленно и тщательно пережёвывая, и делает вид, что вовсе не смотрит на то, как брат вылизывает собственную окровавленную ладонь.

Клаус рисует картины, достойные выставки, посвящённой художникам с психологическими отклонениями. Не мелочится, изображая кровь: рисует самой настоящей, собственной — прогрызает себе запястья и мажет кисти в сочащейся из них красной жидкости. Смеётся, называет целебным искусством, предлагает продавать укушенным оборотнями вампирам. Элайджа силится не попросить отдать всё ему, чтобы он мог таскать эти шедевры больного сознания за собой, когда Клаус пропадёт в очередной раз. Ну или хотя бы сложить их в какой-нибудь отдельной, на семь замков закрытой комнате. Словно проклятое сокровище.

Только вот Клаусу никакие сокровища не нужны. Не нужны ему и дорогие идеально выглаженные костюмы да изящные галстуки. Дать Клаусу волю, разрушить окончательно всё ещё сдерживающие его стены разума в его голове — и он зальёт улицы Нового Орлеана кровью, пока Элайджа будет выбирать, из какого золота ему сегодня носить запонки.

У них заканчиваются запасы пищи, и Элайджа говорит, что нужно выйти в город, но Клаус в ответ на это только смеётся, в очередной раз вгрызается в собственную руку и протягивает её Элайдже с широкой улыбкой. Говорит — пей, убеждает — давай, брат, ты же хочешь, просит — пожалуйста. Элайджа ломается на “пожалуйста” и впивается в разодранную вену, упиваясь сносящим крышу вкусом. Он сидит на диване, а Клаус стоит перед ним, закатав рукава чёрной рубашки, и Элайджа бессознательно цепляется одной рукой за эту рубашку сбоку, притягивая Клауса ближе к себе, и слышит, как тот хрипло и неровно выдыхает. Элайджа улавливает солоноватый запах чужого пота и волнения, и понимает: хватит, это слишком, это уже за границей. Но Клаус кладёт горячую ладонь ему на шею сзади, не давая отстраниться. За такое его хочется убить, только вот это невозможно, поэтому остаётся лишь сильнее сжать зубы, так, чтобы было по-настоящему больно. Клаус низко стонет и подаётся навстречу. Мазохист чёртов.

Элайджа резко отрывается от его запястья и чуть ли не выбегает из комнаты. Клаус смеётся ему вслед.

Три месяца наедине с Клаусом — хуже всего, что когда либо происходило в жизни Элайджи. Хуже окружающих его гор трупов, хуже остекленевших глаз Селесты, смотрящих на него из-под водной глади. Потому что в следующее, последнее из трёх полнолуние Клаус, снова забираясь к нему в постель, скользит дрожащей — очень хочется думать, что не от физической слабости — рукой под одеяло и кладёт раскрытую ладонь Элайдже между ног, мягко надавливая на уже затвердевший член. И если бы он кривил губы в своей привычной ухмылке, то всё было бы в порядке, но нет же — смотрит серьёзно, с каким-то даже страхом, чуть приоткрыв рот в ожидании реакции. Будто и не Клаус вовсе.

Элайджа зажмуривается, закусывает губу и накрывает пальцы брата своими, но не чтобы оттолкнуть. Прижимает их сильнее, и ему кажется, что он готов запачкать трусы только от этого, но Клаус идёт дальше — Клаус утыкается сухими на этот раз губами ему в плечо и начинает медленно, ужасно медленно двигать рукой.

За такое его снова хочется убить, но его смерть всё так же нереальна, как и несколько дней назад, и не станет реальной никогда, как бы этого порой ни хотелось, поэтому Элайджа, чувствуя, как внутри начинает разгораться что-то страшное, что-то жуткое, чуть вскидывает бёдра навстречу — ближе, сильнее, острее.

Три месяца наедине с Клаусом вытаскивают у него из души самое чёрное, самое потаённое, самое глубинное. Самое бережно хранимое.

Три месяца наедине с Клаусом разлагают сильнее, чем тысяча лет в погоне за ним же.

Три месяца наедине с Клаусом — это почти как смерть, маленькая, зацикленная на их пахнущем пылью и кровью старом доме, и Элайджа хочет, чтобы эти месяцы не заканчивались никогда.

@темы: Клаус, Слэш, Fanfiction, Элайджа

---

[Миша Коллинз жестокий и коварный]

аватарки

@темы: Nina Dobrev, Icons, Ian Somerhalder

---

А вот и Татия

[диспенсер]

Источник - gallery.ru/watch?ph=0JO-fIFhd

@темы: Nina Dobrev, Клаус

---

[Миша Коллинз жестокий и коварный]

Семейная жизнь Бонни и Деймона
или то, чего мы не увидели в новой серии

©